Интересно, размышляла она, а что остальные думают о наших отношениях? Ведь он почти не выходит из этой больницы с тех пор, как я здесь…
А ведь и авария без него не обошлась, неожиданно подумала Патриция. Конечно, об этом она не могла рассказать никому, тем более, самому Рону, но факт оставался фактом. Даже его отражение в зеркале заднего обзора настолько привлекло ее внимание, что она на миг отвлеклась от дороги. Судьбе было угодно, чтобы этот миг стал решающим в ее жизни.
Нет, сказала она себе, никто не должен узнать об этом.
Скоро все эти неприятности будут позади, она опять станет самостоятельной и независимой. Теперь же, когда Патриция была беспомощна и напугана, она не могла не оценить его заботу и тот своеобразный юмор, с помощью которого Рон пытался отвлечь ее от мыслей о предстоящей операции.
Однако, как оказалось, все это время он не забывал о деле.
— Если бы вы смогли взглянуть на наш план с моей точки зрения, — сказал он, — вы бы не считали его таким несбыточным. По дороге домой я покажу вам место, о котором говорил, и вы не сможете его не полюбить. Потом я принесу подробные карты, и вы постепенно во всем разберетесь.
Патриция, напротив, успела начисто забыть о предложении, которое теперь показалось ей источником всех ее неприятностей.
— Честно говоря, мистер Флетчер, — сказала она, — вы самый бесцеремонный и самонадеянный человек, которого я когда-нибудь видела. Вы уже пытались впутать меня в это дело и продолжаете твердить мне о нем даже сейчас, когда я вообще не уверена…
Он быстро взглянул на нее поверх плеча Дженни, и его темные глаза вспыхнули, как у дикой кошки.
— Не уверены, что вы выйдете отсюда на своих собственных ногах? — неожиданно резко закончил он фразу. — Вот что я вам скажу, мисс Лейн. Вы не только выйдете отсюда на своих ногах, хотя, не спорю, сначала опираясь на костыли. Вы будете снова играть в гольф и, более того, вы будете побеждать. Я лично собираюсь об этом позаботиться. И еще, мисс Лейн, — взгляд его смягчился и в нем появились смешинки, — хотя вам и предстоит стать первой женщиной, разработавшей проект чемпионата по гольфу, хочу вас предупредить, что правила на этом чемпионате будут самые строгие и справедливые, так что вы, как автор разработки, не будете иметь на нем никакого преимущества.
— Господи, Боже мой, — в замешательстве пробормотала Патриция, — вы можете называть меня по имени.
— А вы сможете называть меня как вам будет угодно, но не раньше, чем сможете ходить, — сказал Рональд Флетчер, похлопав Дженни по плечу и поднимаясь со стула.
Минуты казались часами. Патриции ничего больше не оставалось, кроме как молча лежать и наблюдать за игрой Рона и Дженнифер. Было видно, что он успел полностью завоевать доверие и дружбу ее дочери. Вероятно, это случилось в ту ночь после аварии, когда девочка беспокоилась, что мама может умереть.
Именно так, думала Патриция, прислушиваясь к их разговору. Они похожи на людей, которые вместе перенесли что-то тяжелое и страшное. Что-то, что их сблизило.
Она видела, как бережно он обращается с ее дочерью, и поэтому не могла не доверять ему. Но именно сейчас она особенно остро чувствовала ту огромную мужскую силу, которая исходила от него, и это вызывало у нее тревогу.
Или она опять бредит под действием лекарства? Сейчас Патриция не была ни в чем уверена. Только в одном она не могла ошибаться: каждое его движение, жест, слово, его мягкий юмор и непобедимая уверенность заставляли окружающих, и ее в том числе, чувствовать, что он мужчина в полном смысле этого слова. Патриции вдруг стало неудобно, что он видит ее в таком немощном состоянии.
Однако действие лекарства кончалось и ее опять начала мучить жестокая боль в колене. О новом уколе она могла сейчас только мечтать — перед общим наркозом делать его было нельзя. С каждой минутой, приближающей ее к операции, боль становилась все сильнее, а ее эмоциональное состояние было едва ли не хуже, чем физическое. Кроме предоперационного страха и беспокойства за свою дальнейшую жизнь, Патриция испытывала еще много других противоречивых чувств. Она была зла на Рона Флетчера за его бесцеремонное вмешательство в ее личные дела и при этом благодарна ему за помощь и поддержку. С одной стороны, Патриция не могла простить ему возмутительную уверенность в том, что она обязана согласиться на его предложение; но, с другой стороны, в самом этом предложении не было ничего унизительного или невыполнимого. Казалось, сама судьба была с ним в сговоре. А с какой самонадеянностью он пообещал Дженни, что научит ее кататься на лошади! Под влиянием внезапного чувства, похожего то ли на ревность, то ли на угрызения совести, Патриция вдруг подумала о том, как быстро Дженнифер привязалась к первому мужчине, с которым ей довелось близко познакомиться.
Ладно, решила Патриция, совсем запутавшись в своих мыслях. В конце концов, он хоть верит в мое выздоровление, в отличие от доктора Майера.
Боль острыми волнами распространялась от колена, отдаваясь во всем ее измученном теле. Патриция опять потеряла способность здраво мыслить и была даже рада, когда сестра пришла наконец делать ей укол для подготовки к наркозу.
Будь что будет, подумала она мрачно, чувствуя, как игла вонзается в ее плечо. Пусть Майер делает с ней все, что считает нужным, только бы больше не было этой ужасной боли!
— Сейчас вы почувствуете сонливость, — добродушно сказала сестра. — Через несколько минут санитары привезут каталку, и мы доставим вас в операционную.