— А Дженнифер очень похожа на вас, — сообщил он как-то Патриции. — Она так аккуратна, так серьезно относится к своим куклам и книгам. Все у нее всегда разложено по полочкам, все очень логично и правильно. Но под этой внешней рассудочностью скрыто воображение художника.
Он изучающе посмотрел на Патрицию и прибавил:
— Но, конечно, она гораздо доверчивее вас.
— У нее гораздо меньше опыта, — пожала плечами Патриция.
— Знал, что вы это скажете, — отозвался Рон. — В чем-то я согласен с вами, но все же мне кажется, что лучше время от времени получать неприятные сюрпризы, чем постоянно их ожидать. Это способно отравить и лучшие мгновения жизни, не так ли?
— Ох, не знаю, — сказала Патриция. — Не так давно я как раз получила один такой неприятный сюрприз. Уверяю вас, я его никак не ожидала.
— Да, пожалуй, — ответил он и с улыбкой оглядел ее. На уже успевших покрыться загаром руках и ногах все еще можно было заметить синие кровоподтеки.
Анжела, которая приехала вместе с Дженни, успев за три дня рассказать Патриции все последние новости и осмотреть дом от подвала до чердака, вернулась в Пенсаколу. У нее были большие планы на лето: она собиралась кое-что подремонтировать в квартире, купить новую машину и дописать роман, над которым работала последние несколько месяцев. Патриция, которой уже давно было совестно отрывать подругу от ее собственных дел, была рада, что у Анжелы появится наконец возможность пожить в одиночестве. Вместе с этим ей было грустно и немного беспокойно оттого, что теперь они с Дженни надолго останутся на попечении совершенно чужого им человека.
Патриция уже могла немного передвигаться без костылей и в свободное время бродила по дому в поисках какого-нибудь занятия. Но ее поиски были тщетны — Рон хорошо позаботился о том, чтобы ей даже нечего было почитать. Он хотел, чтобы она поскорее разобралась в чертежах и планах Соснового берега и принялась за работу по проектированию. Для этого в специально отведенной комнате стоял удобный и прекрасно оборудованный чертежный стол, на котором лежали все необходимые принадлежности и карты.
Рон уже однажды свозил ее на место и показал, как обращаться с его «джипом», на тот случай, если он сам будет занят. Он несколько раз принимался обсуждать с ней проблемы проектирования, и его притворная неосведомленность в данном вопросе выдавала его желание вызвать Патрицию на серьезный разговор. Патриция только отшучивалась и делала вид, что пока это все ее не очень интересует. На самом деле она уже давно обдумывала работу, но натолкнулась на неожиданное для себя препятствие, в чем ей пока не хотелось признаваться.
Как игроку, Патриции неоднократно приходилось жаловаться на то, что во время соревнований у женщин и мужчин изначально неравные возможности. И только сейчас, когда она сама должна была из участка земли сделать поле для гольфа, она поняла, что в этом-то и состоит основная сложность работы. Мало того, теперь ей казалось, что это практически невыполнимо. Она выяснила, что каждую лунку можно спроектировать только с расчетом либо на более сильных и высоких мужчин, либо на менее высоких и физически более слабых женщин. Видимо, с этой дилеммой сталкивался каждый проектировщик, только обычно она решалась в пользу мужской половины участников. Иначе говоря, спроектировать поле так, чтобы обеспечить изначальное равенство возможностей, можно было только, если для женщин и мужчин сделать различные нормативы или разное расстояние до цели.
И не только это обстоятельство не давало ей сдвинуться с мертвой точки — было еще по крайней мере две проблемы. Во-первых, как инженер-проектировщик она не имела ровно никакого практического опыта и совершенно не представляла себе, как решать некоторые технические вопросы. Во-вторых, она действительно очень боялась, что вмешательство людей, действующих по ее указаниям, нарушит природный баланс и уничтожит естественную красоту Соснового берега. И ей было просто страшно брать на себя такую ответственность.
Так Патриция проводила день за днем, равно страдая от боли в натруженных мышцах и от затянувшейся постоперационной депрессии. Она мучилась от безделья, но из-за сомнений и неуверенности не могла заставить себя приняться за работу.
Рон уже несколько раз возил ее в Нью-Орлеан к доктору Майеру. Прославленный хирург не изменил своего мнения относительно будущего Патриции — он был все так же уверен, что путь в большой спорт его пациентке закрыт раз и навсегда. Это убеждение профессионального спортивного врача очень сильно действовало на Патрицию, временами приводя ее просто в отчаяние. Она никак не могла решить, кому стоит больше верить — Рону Флетчеру или доктору. Иногда уверенность Рона воодушевляла ее, и тогда она начинала тренироваться с удвоенной энергией, но потом, вспомнив о приговоре Майера, она опять падала духом. Гораздо сильнее боли ее мучила мысль о том, что все ее труды и мучения могут оказаться напрасными.
Рон прекрасно понимал, чем объясняется подавленное и раздраженное состояние Патриции. Сам в свое время прошедший через все тернии посттравматической реабилитации, он знал, что ей поможет только правильно выбранная физическая нагрузка в сочетании с осмысленной деятельностью, которая позволит ей опять поверить в себя. Он надеялся, что через некоторое время она сама осознает эту необходимость. Однако сейчас главное было — не позволить ей окончательно впасть в уныние, поэтому Рон прилагал все усилия к тому, чтобы не дать ей расслабиться ни физически, ни душевно. Он то льстил Патриции, то почти унижал ее, то выступал в роли понимающего психотерапевта, то притворялся невнимательным, почти грубым. Все это должно было вынуждать ее к выполнению программы, которую он разработал.